Смерть императора - Страница 52

– И куда ты направляешься? – Было что-то прилипчивое в его манерах, в желании обнять, обхватить, удержать руку. Так что Приск невольно отступил.

– О, мне все равно, трижды великолепнейший, куда направиться! Я бы поехал куда угодно – лишь бы выбраться из пустыни!

– Нам далеко ехать, – уклончиво сказал Кука. При этом он внимательно прощупал взглядом старичка – нет ли под одеждой чего подозрительного. Кинжал у старика имелся – но висел на виду. Да и куда без кинжала в дороге?

– Замечательно, трижды великолепнейший! – не умолкая, бормотал старик. – Ты дозволишь бедному путнику поехать с тобой? Ослик мой вынослив и резв, и я не задержу вас в пути. И я заплачу – у меня есть несколько денариев. Я готов все отдать – лишь бы выбраться из этой ужасной пустыни!

Кто скажет «нет» безобидному старику?

И он щедро подбросил в огонь целую охапку дров – и пламя взвилось выше скал, что окружали стоянку.

– Откуда у тебя столько топлива? – прищурился Кука.

– Утром по холодку набрал. Тут полно засохших кустов. Что делать еще путнику, который сбился с пути? Только собирать хворост! Садитесь же к огню, великолепные. Сейчас дрова прогорят, и в золе я испеку вкуснейшие лепешки.

Когда пламя сникло, а угли подернулись седым налетом, старик развел муку в воде, раскатал лепешки и зарыл их в золу. Испеклись они почти мгновенно, старик палкой разворошил серое пеклище, кое-как отряхнул лепешки и разорвал горячие на части. Когда ели, зола скрипела на зубах. Но было необычайно вкусно – не обманул, старый.

– Если вкусишь с кем хлеб, тот становится тебе другом… – бормотал старик.

* * *

– Ты его глаза видел? – спросил Кука, дергая подбородком в сторону старика. – Ну прям две мышки в норках. Туда-сюда… – Преторианец подозрительно прищурился. – И хворост он в огонь швырнул не просто так – знак подавал.

Уже все улеглись – только Проб, несущий караул в первую стражу, стоял на стене.

Приск на миг задумался. Он и сам ощутил какое-то беспокойство – старый вояка без такого звериного чувства – когда на затылке чуть поднимаются волосы и легкий холодок стекает вдоль хребта, предупреждая: смерть близка, – никогда не сделался бы старым.

– Надо уходить… – предложил Кука.

– Что? Ночью? Так вот и попадем в ловушку.

– Тогда, может, старичка расспросить?

Приск кивнул и направился к тому месту, где спал старик.

– А… режут! – взвизгнул и шустро вскочил на ноги старик, едва Приск до него дотронулся.

– Где твои дружки, старик? – сурово спросил Кука.

– Какие друзья, трижды великолепнейший? – заюлил старик. – Не с друзьями я вовсе ехал. Иначе не бросили бы они меня одного в пустыне.

– А знак кому подавал?

– О чем ты, драгоценнейший? Какой знак?

– Хворост кидал в костер.

Старик затрясся от смеха:

– Так чтобы тебе и твоим друзьям, драгоценнейший, удобнее на ночевке было.

Кука ухватил старик за бороду и, подтащив к костру, нагнул к огню.

Старик завизжал от ужаса:

– Клянусь Митрой, ничего я не замышлял… по-о-щади…

Малыш, проснувшийся от криков, подскочил к несчастному и буквально вырвал старика из рук Куки.

– Не смей! – рыкнул в лицо старому другу.

– Оставь его, мы ошиблись… – сухо сказал Приск и отвел товарища в тень – к убогой конюшне, где их лошади хрупали остатки зерна.

– Ошиблись? Да я клянусь Геркулесом… – вскипятился Кука и задохнулся от гнева. – Клянусь Немезидой, что этот хорек…

– Тише! – прикрикнул Приск. – Он нам ничего не скажет – не та скотина. Я уверен, что он лазутчик. Просто свяжем его и уйдем.

– И где мы будем ночевать?

– Найдем подходящее место. Наполняем бурдюки и уходим.

Но уйти им не удалось – Приск только-только оседлал своего Урагана, как сверху со стены донесся крик, и караульный скатился вниз. Щит Проба был утыкан стрелами – в дереве застряло как минимум штук пятнадцать стрел. Еще одна вонзилась в не прикрытую доспехами ногу.

– Круг! – заорал трибун. – Прикрыться щитами. Тарук – в укрытие. К лошадям! – Он указал на «конюшню» у дальней стены.

– Канес – в седло!

«Сколько же их там?» – мелькнула мысль.

Сам он в круг не стал становиться – вскочил в седло, и:

– Дионисий…

Но что делать Дионисию – приказать не успел – тот рванулся вон со стоянки – бегом. Навстречу своим спасителям. Кто-то, похоже Кука, метнул вслед беглецу свинцовый шар и угодил в затылок. Сам по себе свинцовый шар, брошенный рукой Куки, мог прикончить человека, но тут Дионисий очутился под копытами коней, и предсмертный его вопль сообщил, что беглецу пришел конец.

Связанный и брошенный около костра старик корчился и отчаянно мычал. Что он хотел сказать? Что он передумал? Что готов все рассказать? Теперь это уже не имело значения.

В следующий миг нападавшие ворвались внутрь ограды. Залп пилумов – и римляне тут же превратились в единую машину – щиты сомкнуты, наружу выставлены вторые пилумы на манер копий. Сразу же сделалось тесно. Всадники напирали на вставших в круг римлян. Но обучены они были биться в раздольной степи или пустыне, а в такой тесноте только мешали друг другу. Вставших в круг римлян им приходилось обтекать с двух сторон – и слева их встречал Приск, а справа – Канес. Построение походило на классическое римское: тяжелая пехота в центре – ну а по флангам – конница. Только уменьшена эта схема была до предела. Ничего подобного нападавшие не ожидали – противник Приска успел лишь замахнуться, когда трибун метнул свой дротик ему в грудь. Всадник в предсмертном движении рванул узду, и они оба – и конь, и всадник – опрокинулись на землю, причем смертельно раненный угодил прямиком в костер, во все стороны полетели искры, а дикие вопли умирающего огласили ночь. Скакавший за первым варвар замешкался, и второй дротик трибуна сбросил его с коня. Канес, похоже, не менее успешно орудовал на правом фланге. Спрятавшийся в «конюшне» Тарук неожиданно возник в проеме и метнул из пращи камень. Приск и не ведал, что у него праща. Выстрел получился точным – один из нападавших скатился на землю.