Смерть императора - Страница 64

* * *

Вслед за безропотно сдавшейся Селевкией попал в руки римлян и Ктесифон. День простояли легионы вокруг крепости, не начав даже толком осаду, разбив лишь лагерь. Высланные на разведку фабры сосчитали камни в стенах – так центурионы определили высоту лестниц, но штурмовать столицу Парфии не пришлось.

О, если бы дело дошло до штурма, то множество жизней забрал бы к себе Плутон в подземное царство – город этот считался неприступным. Построен он был так, как обычно строили крепости парфяне, – три круга стен – один внутри другого.

Центральная цитадель на самой вершине холма – называли ее парфяне кохандеш – крепость в крепости, она могла держать оборону, даже если нижние укрепления уже пали.

Второй круг предназначался для витязей, знати пожиже, ученых и учителей.

В третьем, внешнем, самом нижнем кольце теснились дома ремесленников. И хотя вся она была тоже обнесена стеной, эта третья крепость разграблялась достаточно часто. Но перед Траяном ворота Ктесифона открылись сами – за несколько часов до прихода римлян почти весь гарнизон бежал из крепости, и удерживать ее стало попросту невозможно. Как невозможно было уже вывезти многочисленные сокровища верхней цитадели. Хосров покинул Ктесифон одним из последних, с крошечным отрядом верных всадников. Бежал, бросив золотой трон и сокровищницу, и даже – собственную дочь вместе с красавицами-рабынями и кучей прочего добра.

Траян торжественно въехал в Ктесифон, и армия приветствовала его криками «Император!».

* * *

Несколько дней считали добычу, раздавали награды, грузили на повозки золото.

Траян колебался – выступать дальше в поход или остаться здесь до следующей весны. Из завоеванных земель он создал новую провинцию и назначил наместника. И первым сообщил о своем решении Пакору. Услышав слова императора, сказанные весело, Пакор заплакал – беззвучно и зло. Приск, наблюдая за стариком, не сомневался, что это – изощренная месть Траяна за прежнее желание Пакора сговориться с царем Дакии и выступить единым фронтом с ненавистным Децебалом. К слову – месть изощренная. Отныне никто не должен даже пытаться нанести удар в спину императору Рима.

Пакор, правда, попытался ссылаться на договор, выданный Приском, но Траян не стал его слушать. Ликорма же договор взял из рук евнуха, перечитал и презрительно покачал головой. В тексте речь шла лишь про обещание дружбы, но никак не о троне Парфии.

Наблюдая за унижением Пакора, Приск даже в какой-то миг пожалел старика.

Вечером, повстречавшись с Кукой (тот как центурион преторианцев вновь занял место подле императора), шепнул старому товарищу:

– Уверен, что прежде Пакор намеревался преданно служить Траяну и готов был отвергнуть предложения Хатры и план восстания. Но это было прежде. А теперь восстание неизбежно. Селевкия ударит нам в спину, едва наступит подходящий момент.

– И что делать? – спросил Кука.

– Постараться как можно быстрее отправить нашу долю добычи под надежной охраной в Антиохию. Обо всех новостях сообщай мне… боюсь, вернуться из Парфии будет труднее, нежели ее победить. И я не хочу возвращаться из этого похода с голыми руками.

Однако император не торопился награждать или что-то делить. Выдал нескольким особо отличившимся легионерам награды – в основном распорядившись о досрочной почетной отставке, ауксилариев пожаловал римским гражданством, опять же досрочно. А все добытое золото Парфии он отправил в Антиохию с требованием немедленно перевезти добычу в Рим, дабы сенаторы и народ Рима могли полюбоваться на диковины Востока во время грядущего триумфа…

Так что Приск и Кука зря раздумывали о том, как переправить добычу в Антиохию. Они получили не награду, а только обещание награды – по возвращении в Рим император должен был им выдать долю из сокровищ Ктесифона.

Один Менений получил то, что хотел. Траян пожаловал ему римское гражданство.

* * *

А император, захватив Ктесифон, загорелся желанием увидеть Эритрейское море. На кораблях стал он спускаться по Тигру. Однако тут вдруг ощутил странную слабость, сонливость даже, и то ощущение молодости, что окрыляло его весной, внезапно покинуло Траяна. Он даже взял зеркало Плотины – одно из сокровищ, прежде принадлежавшее парфянской царевне, – и долго рассматривал свое лицо, смотрел и не узнавал себя: вместо полного сил воина, он видел отражение старика.

– Победы старят… – вздохнул император. – Вряд ли этот человек способен вынести еще и поход в Индию.

Наверное, самое страшное – осознать, что старость уже никогда не позволит тебе исполнить задуманное. Никогда в жизни…

Траян плыл вместе с женой на императорской галере и чуть ли не каждый день повторял, что сожалеет сейчас лишь об одном – он не так молод, чтобы идти дальше и завоевывать Индию. Покорив Парфию, как Александр завоевал Персию, он почти сравнялся с великим македонским героем… но только почти… Эта оговорка все больше и больше мучила стареющего императора. Плотина, опасавшаяся, что Парфянский поход окажется трудным и полным невзгод, радовалась, что все происходящее скорее напоминает развлекательное путешествие, нежели военные труды. На реке ее почти не мучила здешняя жара, а слуги торопились порадовать Августу изысканными яствами. Теперь в ее каюте стояли два золотых ларца из парфянской сокровищницы. Были здесь чаши и блюда из золота, украшенные индийскими каменьями, наборные пояса, составленные из золотых пластин, инкрустированных гранатами. Золотые пряжки, золотые браслеты и серьги, ожерелья с индийскими изумрудами. К двум золотым ларцам прибавлен был и большой деревянный сундук, окованный медными полосами, – в нем хранились китайские шелка. Две служанки за день сшили для Августы воистину царский наряд – роскошную столу из желтого шелка и легчайшую оранжевую паллу. Ничего лучше и нельзя было пожелать для жаркого лета и не менее жаркой осени.