Смерть императора - Страница 63

Когда стрелков отогнали, римские фабры сумели обуздать реку. Корабли держали на канатах, не давая им уплыть далеко, а в нужным месте бросали корзины, сплетенные в виде пирамид и наполненные камнями. Едва удалось несколько лодок поставить на якоря, как тут же стали делать настил. По краям еще и перила прибили. Так построили мост. Как ни слаженно работали фабры и легионеры, переправа заняла несколько дней.

После чего вторая армия двинулась к Ктесифону по левому берегу Тигра. Соединиться обе армии должны были у Селевкии и Ктесифона, этих городов-близнецов, один из которых был воином, а второй – подвластным торговцем. Но зачастую именно торговец решает судьбу воина.

* * *

Как и обещал Пакор, его люди открыли ворота Селевкии перед императором Траяном.

Император получил самый богатый город Парфии, не потеряв ни одного человека. Жители выстроились на улицах, держа в руках оливковые ветви. И если кричали они не очень громко, то ветками махали отчаянно. Каждый знал, что отныне его судьба в руках этого совершенно седого высокого человека в роскошном нагруднике и алом плаще, что едет в окружении свиты на белом жеребце.

Пакор вышел навстречу императору, и в его свите шагали Приск, Кука, Фламма и Малыш в сверкающих, начищенных до зеркального блеска доспехах. Впервые за много дней надели они римское платье и римское оружие.

Завитой, напомаженный, с подкрашенными сурьмой глазами, Пакор был так стар, этот несчастливый и почти уже не признанный правитель Парфии, что невольно напрашивалось сравнение с женщиной – что пережила расцвет своей красоты и теперь белилами да румянами пытается вернуть былую власть.

Траян принял бывшего царя Парфии ласково, сидя верхом на своем белом жеребце. Царь царей стоял перед ним, напрасно ожидая, что Траян спрыгнет на землю и обнимет парфянина как брата. Но нет, не обнял Траян Пакора. И диадему не вручил. Однако говорил император любезно, так что Пакор уверился, будто получит власть из рук императора чуть позже.

Договор, что хранил он в золотой шкатулке, казался ему нерушимым свидетельством его грядущей власти. Ему и в голову не приходило, что это пустышка, досужий вымысел римского трибуна.

* * *

Вечером того же дня Траян устроил пир в самом большом доме Селевкии, принадлежащем – нет, не Пакору, а греческому торговцу шелком. Десятки столов, за которыми расположились Траян и его свита, ломились от яств. Юноши и мальчики в белых шелковых туниках прислуживали за столом. Танцевали привезенные из Испании танцовщицы. Акробаты тешили взор прыжками, что больше пристали ловкому зверю. Две пары гладиаторов устроили даже потешный бой, но Траян их прогнал – он любил большие представления, а не эти мелкие забавы с тупым оружием на пиру.

Щедра оказалась Селевкия, ох как щедра…

Поразительно, но место за столом императора досталось и Приску.

– Военный трибун Приск! Твоя помощь воистину неоценима… – Император приветствовал трибуна на пиру как старого друга. – Я уже догадываюсь, в чем причина такой удивительной сговорчивости селевкийцев.

– Большинство из них – сторонники Пакора, – ответил Приск. – И если ты возложишь диадему на голову старика, то они останутся тебе преданными до самой его смерти. Правда, тут одна незадача – я сомневаюсь, что он долго протянет. – Трибун надеялся уговорить Траяна поступить так, как было обещано по договору. И станет тогда фальшивый договор вполне себе настоящим.

– Ты уверен в его преданности?

– Здесь, на Востоке, ни в чем нельзя быть уверенным. Но это очень похоже на правду.

– Ты отличный воин, Приск. Как и твои друзья. Но ты не правитель Рима. И ты позабыл, что когда-то Пакор сговаривался с Децебалом, как лучше напасть на Рим одновременно. А вот я об этом помню.

– Стоит забыть о прежних союзах… К тому же Децебал мертв. – Еще не закончив фразу, Приск понял, что зря говорит все это: Траян не хочет никому дарить диадему Парфии.

– За гибель наших врагов! Они будут побеждены – это так же верно, как то, что мы пируем на берегу Тигра! – И Траян залпом осушил кубок.

Пришлось выпить и Приску.

* * *

Долю добычи легионерам в этот раз не выдали, зато выплатили жалованье, так что и Приск, и его друзья смогли разжиться на рынках Селевкии всем, что было нужно: Фламма накупил амулетов, которые должны были его защитить от вод великих рек, Кука – по дешевке мальчишку-прислужника лет пятнадцати, кривого на один глаз (потому и цена была низкой), зато крепкого, выносливого и, судя по всему, послушного, Малыш разжился новой сумкой и инструментами, а Приск – новым седлом для своего Урагана. Канес продал одного из коней, что они захватили во время атаки варваров на их стоянку, зато прикупил отличное седло и попону для своего скакуна. Он вообще души не чаял в лошадях и тайком признался Приску, что мечтал выступать возничим в цирке, но его не вязли. А он был готов пожертвовать своим добрым именем и смириться с тем, что окажется в кругу рабов и вольноотпущенников.

Кука советовал и Приску прикупить раба, хвалил услужливость своего Циклопа (как еще можно прозывать одноглазого?), советовал также поискать что-нибудь в подарок Корнелии. Этому совету военный трибун внял и посему приобрел золотое ожерелье с жемчугом. Стоило оно дорого, но жалованье трибуна куда более жалованья легионера, посему Приск мог позволить себе подобное мотовство.

И еще, скинувшись, заказали они мраморное надгробие погибшим фабрам, небольшой камень с надписью для Тарука и Дионисия. Пошли для этих целей деньги Тарука, что сняли с пояса убитого. Нашел Приск и караванщика, что должен был отвезти надгробия и установить там, где укажет им Клещ. Парень в схватке лишился четырех пальцев на левой руке, и теперь ему предстояла отставка по ранению – досрочная и без почета. Но Приск выхлопотал для фабра у Траяна отдельную награду.