Смерть императора - Страница 73

– Римские войска подойдут не скоро, – решил Марк Антоний, – попробую вместе с конкубиной и сыном пробраться в лагерь. У Аттия тут я сидеть не хочу.

Тиресий тоже подумывал о том, чтобы пробраться в лагерь легиона. Но не был уверен, что ворота лагеря откроются перед беглецами. Мелкий Турбон – не тот человек, что станет рисковать даже ради спасения гражданина.

Тиресий оценивал шансы на то, что удастся выбраться из города, как неплохие. Пока что восставшие, в основном, разрушали храмы и термы, в дома врывались редко – это Аттию так «повезло». Разрушили гробницу Помпея Великого. Но Помпею после Фарсал было уже на все в этом мире плевать, а уж теперь, мертвому, плевать вдвойне – решил Тиресий.

Центурион предложил Марку Антонию и Вонобию идти вместе. Хотя эти двое никак замаскироваться не могли. Любой с закрытыми глазами в них признает римлян. Вонобий отказался: у сестры были какие-то знакомые в городе, обещали укрыть. Но только ее с братом. Никого кроме.

– Тебе стоит попробовать… – сказал Вонобий Тиресию. – Никто не знает в такие дни, что принесет спасение, а что смерть.

– Идем вместе… – предложил центурион Марку Антонию.

В ответ тот зло мотнул головой: его сожительница была беременна, да еще маленький ребенок… нет, им не выбраться, не дойти ни до какой Аполлонии. Хорошо – если до лагеря легиона доберутся.

* * *

Тиресий решил двинуться в путь, едва стемнеет, – так проще сойти за повстанцев.

Достать одежду не составило труда – в доме Аттия оказалось немало долгополого парфянского платья, шапок и прочего – товары оставил сосед-торговец, прежде чем уехать в Антиохию в прошлом месяце.

Аррию трясло, когда она наряжалась мальчишкой, а Тиресий срезал ей волосы. Тит первым покинул дом с мешком и мечом под мышкой – его задачей было найти подходящие трофеи. Он вернулся довольно быстро с четырьмя головами в мешке и чьей-то кожей, снятой с тела весьма неумело – куски мяса и жира так и остались на ней, и с трофея капало. Аррия старалась не смотреть на принесенное. Тиресий дал выпить ей горячего вина с маком. Сделал и сам пару глотков. Потом передал чашу Титу. Дак глотнул последним и ухмыльнулся – похоже, кровавое буйство на улицах его мало трогало. Но Тиресию не понравился хмельной блеск в глазах юноши.

Прежде чем выйти из дома, Тиресий положил ему руки на плечи:

– Тит, ты понимаешь, что план наш – отчаянный…

– О, я умею убивать… – ухмыльнулся юноша. – И я хочу убивать.

Запалив серные факелы, они вышли за дверь. Тит шагал впереди с дерзкой улыбкой на губах. Он менее всех походил на иудея и потому обмотал голову окровавленной тряпкой, с которой ему на щеку натекло изрядно чужой крови. Пестрые одежды его развевались, шаг был широким, уверенным. Тиресий держался следом – он двигался настороженно и разыгрывал роль немолодого парфянина, который решил примкнуть к восставшим (а возможно, и руководил ими). Третьей трусила, сбиваясь с шага на бег и обратно, Аррия. Они миновали квартал, когда их окликнули. Это был Секст, четырнадцатилетний сын хозяина, и он хотел уйти с Тиресием – именно с Тиресием, а не с отцом или Марком Антонием. Вместе с Секстом увязался один из рабов его отца – для охраны. Ему было лет двадцать пять и, обрядившись в принесенные тряпки, он сделался вылитым разбойником.

– Я хочу в легион, а отец против… Я уйду с тобой, а когда вернусь через двадцать лет центурионом – вот тогда отец удивится! – выпалил Секст.

Тиресий не стал уточнять, что отец может и не прожить эти двадцать (а уж вернее – двадцать пять лет, потому как досрочная почетная отставка – вещь редкая). Не стал он и отсылать эту парочку назад, а приказал двигаться в арьергарде. Так они и шли по улицам, размахивая факелами и отрубленными головами, насаженными на острые палки. Тит орал нечто нечленораздельное.

Секст и Матфей – так звали слугу – орали вслед наперебой. Как и те убийцы, что шлялись по этим улицам днем.

На перекрестке валялись убитые со вспоротыми животами. Кто-то искромсал им кишки ножом и рылся в фекалиях в поисках проглоченных сокровищ. Смрад стоял ужасный. Аррия старалась не наступать на эти мерзкие лужи из крови и содержимого желудков и кишок. С одного из мертвецов пытались содрать кожу, но действовали неумело и бросили это занятие. Самих убийц рядом не было. Вокруг вообще не было ни души, ни одного огонька масляной лампы в окнах, ни одного зажженного фонаря в вестибуле – все как будто умерли.

Еще два перекрестка. На одном разрушено святилище коллегии, но в остальном все тихо. Казалось, судьба им благоволила. На этих улицах проживали в основном римляне и греки, один из домов стоял с выбитыми дверьми, выломанными оконными решетками. Валялась выброшенная наружу мебель, но в этот раз трупов рядом не было.

А потом им навстречу молча вышли человек восемь и загородили дорогу. И тут же еще четверо встали сзади – не убежишь.

Предводитель – чумазый от сажи, в окровавленной тунике, с блестевшими на грязном лице зубами, что-то спросил. Тиресий не понял что.

– Кто предводитель? – спросил чумазый уже по-гречески.

И Тиресий понял, что план их не просто плох, а очень плох, – незнание языка выдавало их с головой. Никто не примет их за повстанцев, если говорят они на латыни или по-гречески.

– Я, – сказал Тиресий, выходя вперед.

Оставалась жалкая надежда, что их не тронут.

– Ты, римлянин, убил иудеев… – Предводитель отряда указал на жуткие трофеи Тита. – И хвастаешься этим?

– Будь ты болен! – простонал юный дак.

– Убить! – приказал предводитель.

Тиресий не стал дожидаться, пока на них нападут, – все равно держать строй в этом переулке с такими бойцами, как Секст или Ария, не получится. Он напал первым – на того, кто до него добежал, но ударил не мечом, а щитом, сминая умбоном лицо, щит по инерции потащил его, и Тиресий повернулся вкруг своей оси и, завершая движение, всадил второму набегавшему парню клинок под ребра. Потом стряхнул с меча тело и просто махнул мечом – третий – готовый атаковать – отшатнулся. И вновь центурион ударил щитом нападавшего слева. Удар был такой силы, что щит треснул сверху донизу и сделался бесполезен. Краем глаза Тиресий увидел, как резко присел Тит, и ринувшийся на юношу парень перелетел через него, а дак пригвоздил погромщика к земле. А потом закричал Секст и следом – Аррия. Тиресий обернулся и ощутил, как в бок ему входит сталь – жгучее и одновременно ледяное прикосновение…